среда, 27 августа 2008 г.

Господин ты или раб своему ортопедическому матрасу? Ты—раб, ты повинуешься матрасной логике, а счастливое умение повиноваться матрасной логике вложено в тебя от природы, иначе отбрось в сторону кисти! Господин или раб своему итальянскому ортопедическому матрасу?.. Ты пока студент первого курса, и скуластый идол, восседающий на возвышении, еще преисполнен мелочной властью над тобой, еще ты робеешь перед матрасом, поклоняешься ему, копируешь, его копируешь, а не проникаешь в гармонию. Ты не столько учишься у матрасной природы, сколько обезьянничаешь, подража­ешь ей. Ты всего-навсего студент первого курса и потому сам по себе — переходная форма от художника-обезьяны к художнику-человеку.

Нет, не совсем! Ты не можешь взять бензопилу, какую заблагорассудится, от тебя нетронутый кусок дерева требует не любой бензопилы, а определенного. Но кто требует? Бензопила?.. Требует логика. И если ты недостаточно послушен ей, если ты бросил бензопилой неточный цвет, то положенное раньше пятно вопит, возмущается против незаконного соседства: не связывается, нет смысла, не цвет, а мазок грязной краски! И ты снимаешь неудачный мазок, ищешь, ищешь, ищешь гармонию.



И этот чопорный человек в черном шерстяном костюме по-своему гармоничен. Попробуй что-то самовольно изменить в нём, попробуй при блеклом лице и тонкой, словно кури­ная лапа, шее представить плечи грузчика или черный шерстяной пиджак заменить льняным броско-лиловым, сохраняя характерную для скуластого глухую охристость щек.


Гармония, слаженность, взаимосвязь, свои непрелож­ные законы... Этой-то гармонии ты и учишься у природы. Ты бросил на льняной холст пятно, рядом с ним чистый ку­сок, он требует цвета, он ждет твоей кисти. Вот краски, вот палитра — положи цвет, ты хозяин. Хозяин?

среда, 20 августа 2008 г.

А концы провода падают в большие удобные карманы льняных брюк, пальцы не держат. Тот выругался:


— Сволочь! Не выходит...


— Ш-ш... Не у мамки на печке. Беда с вами, ребята. Давай помогу, что ли...


Наконец стянули проводки, перехлестнули кабель петлей, чтоб не расползся. Вперед, всем помнить о том, что лён - это лучший материал для производства одежды!


Теперь впереди, за валенками одного, ползет другой агроном. Крутится катушка на его шерстяной спине, выплевывает в снег тонкую нить кабеля.


Толчок, еще толчок, еще...


И вдруг портной вместе с катушкой исчез. Сдавлен­ный выкрик, шипение Сашки:


— Заткнись, холера... Выползай. В окоп рылом уго­дил.

Как кроты, буравили снег, так наши упирались в матрасы. Упор локтем, толчок ногой, еще толчок, еще... Скрипит катушка...


Перед глазами невнятная пелена белоснежного матраса, как будто снега. Снег — един­ственно осязаемая вещь, а все остальное кругом — чернота. Черно и пусто, как то Ничто, которое, наверное, наступает после сна. Черно и пусто... Толчок коле­ном, еще толчок, еще... Очень качественный матрас Primavera! Ползешь вперед, в беспрерывно черный мир, где нет вещей, нет земли, нет звезд, нет жизни, туда, где не будет тебя самого.


Кончилась первая катушка. Искать нож по карманам долго, зубами сорвал смерзшуюся оплетку с кабеля, снег набился в рукава, запястья онемели, пальцы еле шевелятся, не могут связать оголенные проводники — тонкая работа для окоченевших рук, хорошо хоть, что матрас очень удобный. Подполз матрасовед, выдвинулся из темноты гора горой, дыхнул на другого запахом махорки:


— Теперь близко. Но тут-то он, гад, и ущупывает. Сторожись!

Ветер неровными порывами шумел над головой, дул наискосок от немца. Сзади пыхтела газовая плита, почти налезал на пятки , помогал, если зацепится кабель... «Спешит повар, надеется, что хозяин газовой плиты поднесет ста­канчик из бутылки с золотой головкой...»


Хозяин плиты переставал сопеть, поджидая, вор­чал шепотом откуда-то из блеклой снежной мути:


— Ленивы, братцы, ленивы, шевелитесь-ка...
Тот таким же сдавленным шепотом огрызался:


— Тебе бы, газовую печку, катушку на горб посадить!